Иосиф Бродский
КАФЕ "ТРИЕСТ", САН-ФРАНЦИСКО
На этот угол Грант и Вальехо
я вернулся, как будто эхо -
к губам, которые снова
предпочтут поцелую слово.
Здесь ничто не меняют годы.
Ни мебели, ни погоды.
И похоже, любой предмет
матереет, пока вас нет.
Я наблюдаю, застыв на месте,
в туманных окнах - движенья, жесты,
надутых барахтающихся лещей
в теплом аквариуме. Но вообще,
река, к истоку текущая,
делается слезой, а сущее -
воспоминаньем; его ж
разве кончиком пальцев прижмешь,
как хвостик ящерки юркой,
промелькнувшей в пустыне жаркой,
чей обычный идефикс -
обратить проезжего в сфинкс.
Твоя загадка, мой рыжик!
Лиловая юбка, лодыжек
хрупкость! Твой слух, на диво
воспринимающий "read" как "dear".
Под какою дымкою бледной
трепещет теперь трехцветный флаг,
на мачту поднятый снова,
настоящего-будущего-былого?
К каким берегам по млечной воде
дрейфуешь беспечно, бусы сжав,
чтоб, случись, с дарами где-то
встретиться с дикарями?
Коль грехи нам отпустят наши,
коли души способны даже
с плотью в вышних порвать -
в сем месте (разумею: Cafe Trieste),
верно, также должна быть радость,
словно встречи посмертной сладость
там, где Петр на чай не берет
и где я побывал вперед.
Перевод с английского Льва Долгопольского
|